– Тинбюри? – переспросил Уиндем. – А где это?

Граф стоял в этот момент у окна, высматривая розовую мантилью Софии. В раздражении, передернув плечами, он проворчал:

– Спрашиваешь, где? А какое это имеет значение? Пойдемте, Уиндем… Я покажу вам застекленную террасу на южной стороне. Как художник, ты наверняка оценишь ее чудесное освещение. Там можно рисовать, если захочешь. А потом сыграем партию в бильярд.

Чай, поданный вместе с лимонным кексом, привел Сабрину в полнейший восторг. Какой аромат! Какой вкус! И она долго гадала, в чем секрет – то ли в заварке, то ли в том, что чай был подан в изящнейшем чайнике из китайского фарфора.

Вымыв после еды руки, Сабрина решила отправиться на поиски Мэри. Однако вопрос, заданный экономке про Джеффри, исчерпал запасы ее смелости, поэтому она постеснялась спрашивать, где находится комната подруги.

Проходя мимо роскошно обставленных комнат, Сабрина все больше робела – ведь она впервые попала в такой огромный дом. Конечно, она, как любая девушка, была немного легкомысленна, но все же образ жизни в доме отца приучил ее к строгому распорядку, а какой распорядок в особняке графа, она даже представить не могла.

Миновав несколько коридоров, Сабрина решила спуститься вниз, туда, откуда доносились голоса. Ведь если там разговаривали только что прибывшие гости, то Мэри почти наверняка находилась среди них (подобное рассуждение казалось вполне разумным, потому что ее подруга была большая любительница поболтать, ее неудержимо влекло к людям, как ночных бабочек влечет к себе огонь лампы).

Но, спустившись по лестнице, Сабрина вдруг увидела уже знакомые двери библиотеки и, не удержавшись, зашла. Чтение являлось одним из любимых ее занятий, но в Тинбюри из-за множества домашних обязанностей и прочих хлопот она не могла уделять чтению столько времени, сколько ей хотелось бы. В основном Сабрина читала перед сном, но, к сожалению, свечи стоили дорого, поэтому прочитать больше двадцати страниц за вечер ей никак не удавалось.

Что же касается библиотеки графа, то она поражала не только своими размерами, но и скромностью обстановки – по сравнению с другими апартаментами этого роскошного особняка. Золото здесь поблескивало лишь на книжных корешках да на изящно изогнутых ножках небольшого столика, стоявшего возле камина. Книжные шкафы и полки были из почерневшего от времени дуба, и с ними прекрасно гармонировали шоколадного цвета гардины и темно-коричневые ковры на полу.

Немного постояв у порога, Сабрина направилась к шкафам – при этом ее ноги чуть ли не по щиколотку утопали в мягком ворсе ковров, гасивших шум шагов. Уже у самых книжных полок она снова осмотрелась, и на сей раз, ей почему-то бросился в глаза пылающий камин.

«Неужели слугам приказано топить во всем доме? – изумилась Сабрина. – Ведь отопление такого дворца, наверное, стоит огромных денег».

Дочь небогатого викария, она привыкла вместе с отцом считать каждое пенни, поэтому неплохо представляла, в какую сумму обходилась хозяину такая прихоть, как поддержание тепла и уюта во всем доме. И сумма эта приводила Сабрину в ужас. Чудовищный дом, чудовищный хозяин – и чудовищные расходы!

«Нет-нет, только не осуждать, – напомнила себе Сабрина. – Ведь его, наверное, и так многие осуждают. И, скорее всего эта дама в розовой мантилье. Интересно, кто она такая? Может, его любовница?»

Тут Сабрина, наконец, обратила взгляд к книжным полкам. Книги, стояли перед ней плотными рядами, и их тисненые и сверкающие тусклым золотом кожаные переплеты манили и завлекали. Здесь были сочинения по истории и философии, а также романы и, разумеется, поэзия.

«Неужели здесь, среди этих поэтических сборников есть и его чувственные стихи? – думала Сабрина. – А почему бы и нет? Но прилично ли мне, дочери викария, читать в гостях такие стихи?»

Дрожа от возбуждения, она просмотрела имена авторов на книжных корешках. Кольридж, Йейтс, Саути, Ките, Чаттертон, Вордсворт, Брентано и, конечно же, Байрон, скандальный и прославленный Байрон, в чем-то очень похожий на Распутника. Поговаривали, что Байрон уехал куда-то за границу и что он принимает участие в войне, сражаясь за чью-то свободу. Какие же они беспокойные, эти поэты! Наверное, у них с мозгами не все в порядке. И какое же это счастье не быть поэтом!

Однако ей не пришлось ломать голову над тем, читать или не читать графские стихи – их просто не оказалось на полке. Скорее всего, лорд Роуден хранил свои стихи где-нибудь в другом месте, подальше от любопытных глаз.

Немного поколебавшись, Сабрина выбрала роман Марии Эджуорт. Название навело ее на мысль о том, что она, пожалуй, могла бы почерпнуть кое-что полезное из этой книги, учитывая ее нынешнее положение. Уютно устроившись в углу дивана, Сабрина принялась за чтение. Она не тревожилась о том, что пропустит ужин, поскольку Мэри, хорошо знавшая ее наклонности, наверняка поймет, где ее искать.

– А вот сюда, Уиндем, – проходя мимо библиотеки, Рис кивнул на дверь, – вы, наверное, редко заглядываете.

Художник рассмеялся, но смех его тотчас же прервался, едва он заглянул в дверную щель.

– Значит, теперь вы прячете женщин в библиотеке, Роуден? Может, вы хотите таким образом заставить меня проводить больше времени в обществе философов и поэтов?

– Прячу женщин? Помилуйте, о чем вы? – Граф приник глазом к щели.

Над спинкой дивана возвышалась освещенная свечами женская головка. На черных волосах девушки играли желтоватые блики, а несколько выпущенных длинных прядей, струившихся по щекам, оттеняли изящный профиль гостьи. Судя по всему, это была дочка викария. Причем она так увлеклась чтением, что даже не замечала, что за ней наблюдают. Рис по кожаному переплету почти сразу же определил, какую именно книгу читает гостья. Мисс Эджворт действительно была талантливой писательницей, пусть даже ее стиль отличался некоторой назидательностью и сухостью. И роман мисс Эджворт не случайно оказался в библиотеке Роудена: он не только ценил ее как писательницу, но и был лично с ней знаком.

Повернувшись к приятелю, Роуден прошептал:

– Это всего лишь дочь викария. Пусть развлекается.

Уиндем с усмешкой кивнул, и приятели проследовали в бильярдную.

Глава 3

«Всего лишь дочь викария», – эти слова графа до сих пор звучали в ушах Сабрины, звучали даже сейчас, когда все сидели за ужином. Она невольно подслушала разговор мужчин, стоявших у двери библиотеки, и почему-то эти слова ужасно ее обидели. «Да и днем, когда мы приехали, он почти не обратил на меня внимания», – думала девушка.

Но зачем ей понадобилось, внимание графа и почему ее так задели его слова, на этот вопрос она не могла бы ответить. Впрочем, мучил ее и другой вопрос: как так получилось, что Джеффри оказался в родстве с таким человеком? Ведь между ними нет ничего общего! К сожалению, Джеффри за столом не было, хотя он давно должен был приехать. И его отсутствие очень беспокоило Сабрину.

Столовая графа была столь же шикарной, как и все прочие комнаты, и пламя множества свечей сверкало и дробилось на хрустальной посуде, на серебряных приборах, а также, отметила про себя Сабрина, на драгоценностях синьоры Софии Ликари, той самой дамы, которая так рассердила утром графа Роудена. Прославленная оперная певица, судя по всему, была его любовницей.

За ужином мисс Ликари была в красном платье – оно было очень ей к лицу, – а чудесные миндалевидные глаза певицы были украшены черными длинными ресницами.

Справа от Сабрины сидел мистер Уиндем, которого ей представили как художника, а слева – виолончелист мистер Мамфри, рядом с которым расположилась его спутница миссис Уэссел – с ней Сабрине очень хотелось поближе познакомиться. Дело в том, что миссис Уэссел была довольно известной драматической актрисой, читавшей трагические монологи; кроме того, она, как говорили, еще и очень неплохо играла на лютне, и это обстоятельство возбуждало вполне понятное любопытство.

А Мэри с мужем – Пол прибыл в Ла-Монтань после полудня – сидели напротив Сабрины, рядом с хозяином, и Мэри, конечно же, болтала без умолку, а ее муж с важным видом кивал, давая понять, что полностью согласен с женой.