Но время шло, а Рис все не приходил, и Сабрине стало ужасно одиноко и грустно. «Неужели он действительно не придет? – спрашивала она себя. – Неужели уедет завтра утром?»

Сабрина холодела при одной лишь мысли о том, что снова останется одна в этом огромном и чужом для нее доме. Она знала, что будет ужасно тосковать по Рису, но все еще боялась признаться самой себе в том, что любит его.

Наконец волосы были тщательнейшим образом расчесаны, и ей оставалось лишь надеть новую сорочку и лечь в постель. Но и лежа в постели, она все еще надеялась, что муж к ней придет. Минута проходила за минутой, и время тянулось.

– Нет, он не придет, – с вздохом прошептала Сабрина. – Наверное, он считает, что уже выполнил свой супружеский долг.

Она долго ворочалась в постели, пытаясь уснуть. «Такое ощущение… как будто легла спать голодной», – промелькнуло у нее. И она действительно была голодна, но ее голод мог утолить только Рис. Увы, она познала, что такое настоящее счастье, поэтому теперь страдала и мучилась.

Но, в конце концов, она все же заснула.

Он не пошел к Сабрине, однако не знал, почему этого не сделал. Он чувствовал: что-то его удерживает. Но что именно его удерживает? Рис не мог ответить на этот вопрос, хотя и задавал его себе раз за разом. Наконец он улегся в постель, твердо решив, что завтра встанет пораньше и уедет обратно в Лондон. Да, он непременно уедет завтра, чтобы успеть на званый вечер, где должна была выступать очередная литературная знаменитость; причем среди приглашенных был и он, Распутник. Рис понимал, что званый вечер – всего лишь отговорка, и это его раздражало.

Потушив лампу, он пытался заснуть, но сон не шел к нему. Рис не знал, сколько времени прошло, однако в какой-то момент он понял, что заснуть не удастся. И впервые в жизни он не устоял перед искушением.

Проснувшись, Сабрина тут же поняла, что ее разбудил муж, скользнувший к ней под одеяло. Он обнял ее и поцеловал. От него пахло бренди, и этот запах показался ей очень приятным. Она поцеловала его в ответ и попыталась прижаться к нему покрепче. А он, стащив с нее сорочку, принялся ласкать ее и покрывать поцелуями ее шею, плечи, груди…

– Ах, Рис… – шептала она, задыхаясь.

Муж овладел ею в полной темноте, и на сей раз, в его движениях было даже больше страсти и неистовства, чем в их первую ночь. Когда же все закончилось, он затих, крепко к ней прижавшись. И оба молчали.

Уже засыпая в его объятиях, Сабрина прошептала:

– О, Рис, какое блаженство…

На следующее утро она опять проснулась одна. Осмотревшись, Сабрина увидела служанку, хлопотавшую у камина, и вдруг подумала, что ночь в объятиях мужа были лишь сном; во всяком случае, она очень сомневалась и реальности происходившего.

Глава 17

По иронии судьбы солнечный свет, падавший в крестообразное тюремное окно, бывшую бойницу, ложился на пол в форме креста.

«А ведь крест – символ христианства, а также символ войны», – глядя на пол своей темницы, размышлял Морли. Тауэр нельзя было назвать веселым местечком, поэтому он привык обращать внимание на разного рода мелочи – лишь бы хоть чем-то занять себя. Теперь-то он прекрасно понимал, в каком положении оказался Наполеон, сосланный на остров Святой Елены. Гений войны, необыкновенно деятельный и целеустремленный человек, вдруг оказался в полной изоляции на крохотном островке. Поговаривали, Наполеон просил, чтобы ему назначили местом ссылки Лондон. Просьба Наполеона вызвала у Морли усмешку. Англичане ни за что бы, не согласились на его пребывание в их столице. Наполеон в Лондоне – слишком уж рискованно. Он либо сбежал бы, либо поднял бы восстание.

А вот ссылка на отдаленный островок лишила Наполеона возможности действовать. Хотя в каком-то смысле Наполеону очень повезло. Во всяком случае, ему не грозила виселица. А он, Морли, вполне мог распрощаться с жизнью. Хотя находился в Тауэре всего лишь месяц с небольшим, ему казалось, что он провел здесь уже долгие годы. Как странно… Ведь сэр Уолтер Рэли провел в Тауэре целых тринадцать лет. И он даже успел написать здесь мемуары и проводил научные опыты. Но, в конце концов, ему все-таки отрубили голову. Интересно, а сколько, он Морли, пробудет в Тауэре? Достаточно ли долго для того, чтобы также написать мемуары? Долгие часы одиночества вызывали у него воспоминания о прошлом – приятные и не очень. Но в любом случае это была настоящая жизнь, а сейчас… Иногда ему казалось, что он весь остаток своей жизни проведет в четырех стенах тюремной камеры. О Боже, неужели так и произойдет?

Но ни о чем не сожалел. Цель оправдывает средства, и он всегда поступал в соответствии с этим мудрым принципом. К счастью, он успел многого добиться, и друзья часто ему завидовали. У него было множество друзей, и некоторые из них являлись довольно влиятельными людьми. А среди его любовниц были самые красивые женщины Англии. Но, увы, никто из них не навестил его после ареста. А все потому, что он был арестован по требованию КитаУайтлоу, сына влиятельного герцога Уэстфолла.

Тут послышалось лязганье ключа в замке, и Морли, опершись на трость, повернулся к двери. Несколько секунд спустя в камеру в сопровождении охранника вошел мистер Дакуорт, его поверенный и адвокат.

Мистер Дакуорт считался удачливым адвокатом, но на сей раз, он взялся за очень трудное и почти безнадежное дело. Против его подзащитного выдвинули весьма серьезные обвинения; Морли обвинялся в посредничестве при продаже секретной информации французам, а также в убийстве Ричарда Локвуда, произошедшем семнадцать лет назад.

Государственная измена и убийство – это было более чем достаточно, чтобы отправить человека на виселицу.

Дождавшись, когда охранник выйдет за дверь, адвокат проговорил:

– Положение крайне серьезное, мистер Морли. Документы, предъявленные виконтом Грантемом, весьма убедительны, как и его доводы. По этим показаниям ваших свидетелей уже не очень-то доверяют. Кстати, ваш помощник мистер Хорас Минкин…

– Хорас Минкин? – Морли с недоумением взглянул на адвоката.

– Вы называете его Боб, мистер Морли.

– Ах да, мистер Минкин, – кивнул Морли, как бы припоминая, хотя на самом деле он не знал настоящего имени Боба и никогда не хотел его знать.

– Так вот, внешность мистера Минкина, конечно, не внушает доверия, – продолжал адвокат, – но к его пространным показаниям, на мой взгляд, следовало бы прислушаться. Кроме того, есть еще свидетельские показания кучера и прочих. Но, увы – мистер Дакуорт сокрушенно покачал головой, – никто не желает их слушать.

Морли невольно вздохнул. Да, Бобби очень полезен. Но только до тех пор, пока в дело не вмешался Кит Уайтлоу.

– То есть все клонится к тому, что вас скоро обвинят в убийстве и в государственной измене, – подытожил мистер Дакуорт.

– Неужели скоро? – с иронией в голосе спросил Морли. – Что ж, зная наш английский суд, вполне можно предположить, что в ближайшие десять лет это, скорее всего, произойдет.

Адвокат вежливо улыбнулся, давая понять, что оценил шутку. Потом нахмурился и тихо сказал:

– Полагаю, мистер Морли, вам известно, что ждет человека, которого признали виновным в убийстве и государственной измене.

«Интересно, как они повесят меня? – думал Морли. – Публично, чтобы преподать наглядный урок всем тем, кто мог бы осмелиться на измену? Или же в Тауэре – в качестве косвенного признания моих заслуг перед страной?»

Взглянув на адвоката, Морли с язвительной усмешкой проговорил:

– Мистер Дакуорт, неужели вы пришли сюда только для того, чтобы сообщить мне, что меня повесят? Или же вам просто нравится мое общество?

Адвокат вздохнул и окинул взглядом камеру. Потом снова повернулся к своему подзащитному:

– Что ж, если честно, мистер Морли, то мне действительно нравится ваше общество. Во всяком случае, оно не лишено приятности. Но сегодня я пришел не ради праздной болтовни. У меня к вам одно предложение.

Дакуорт нисколько не сомневался в виновности Морли. Но мистер Дакуорт был, прежде всего, адвокатом, поэтому не придавал особого значения своему личному отношению к подзащитному.